Юрий Ценципер - Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива

Ознакомительный фрагмент

Артур крепко подружился с маленькой Лорой, которая его очень любила.

Вот выдержка из ее письма, написанного много лет спустя:

Дядя Артур, добрый хороший дядя Артур. Он никогда не повышал голоса, был тихий и очень скромный. Однажды он подарил мне детский граммофон с набором пластинок – увертюры из опер, симфонические концерты и т. д. Так я с ранних лет научилась любить классическую музыку.

С 1925 по 1931 год он постоянно живет в Польше и работает в запрещенной польской компартии. Вот тогда он и взял себе псевдоним Вальтер.

Артур неоднократно бывал в Берлине, где находилось руководство нелегальной партии. В апреле 1929 года польская контрразведка “Дефензива” арестовала его и допросила на предмет принадлежности к компартии. Он, естественно, все отрицал и за незаконный переход границы из Германии в Польшу был осужден на десять суток тюрьмы.

В Польше Вальтер жил под видом скромного учителя музыки.

Артуру иногда удавалось нелегально съездить в Москву, где он бывал в доме своего друга Марка Вольпе.

Любовь

Из воспоминаний Аси Ужет:

Имя Артура я впервые услышала в 1926 году, в семье моего двоюродного брата Марка Вольпе, в то время крупного военного.

Участник Гражданской войны, командир 26-й дивизии, он в составе 5-й армии освобождал Сибирь от Колчака. Жена его Галина Федулова – дочь знаменитого в Сибири коннозаводчика Федулова – вышла за него замуж в Барнауле, после того как пришедший туда с 5-й армией Марк реквизировал у Федуловых все их богатства, поселился в их квартире вместе со всем штабом (сам Федулов был тяжело болен, лежал и очень скоро умер). Там любовь соединила черноволосого кудрявого красивого еврея-большевика с русской красавицей купчихой Галиной. Мать ее прокляла в главном соборе Барнаула.

Они вместе прошли всю Гражданскую войну, а с 1924 года поселились в Москве. В это же время Галина вступила тайно от матери в переписку со своей младшей сестрой Катериной (по-семейному – Котей), пригласила ее к себе в гости. Та приехала и вскоре вышла здесь замуж за друга Марка – тоже военного, большевика, еврея Георгия Иссерсона, повторила судьбу своей сестры и так же была проклята.

Когда у Галины и Коти родились дочери Галочка и Иренка, мать их, Фелицата Павловна Федулова, приехав посмотреть на внучек (они-то прокляты не были), так и осталась с ними в Москве, горячо полюбив своих зятьев и девочек.

Это была очень красивая женщина, великолепная рассказчица, добрый человек. Сколько историй она мне рассказала о жизни своей в дореволюционной Сибири. Это было более увлекательно, чем романы Мамина-Сибиряка.

Марк дружил с Артуром с 1919 года, они воевали в 26-й дивизии 5-й армии на Восточном фронте. Когда я приехала в Москву, я ходила к ним обедать по воскресеньям. Здесь я и услышала про Артура. Галя мне сказала: вот скоро он приедет, перед ним на коленях стоять нужно, это необыкновенный человек, он на подпольной работе в Польше, его ищут, преследуют, а он живет там под видом учителя музыки. Он мог бы стать знаменитым музыкантом, но он от всего отказался, единственное его дело – революция на родине.

После этого разговора я не переставала думать о нем. Я тайно любовалась его фотографией, без конца расспрашивала о нем. Он стал моим героем, идеалом. Я искала дела, достойного его, много читала, занималась самообразованием, я мечтала о нем и решила, что всю свою жизнь посвящу ему, но никогда ему об этом не скажу. Кто я? Штамповщица, необразованная, невоспитанная, плохо одетая, с трудом кончившая семилетку, да и старше он меня на десять лет. Но прошло около двух лет, прежде чем я его увидела. Никогда не забуду, как это случилось.

Маленькая Галочка заболела свинкой, а я пришла к ним и заразилась. У меня поднялась температура, и я осталась болеть с ней. Хотя я почему-то очень тяжело переносила детскую болезнь, у меня было хорошее настроение. Не нужно было ездить в Марьину Рощу, где я очень боялась вечно пьяного хозяина-сапожника и его подмастерьев.

Я лежала на большом диване, на чистой постели, обо мне кто-то заботился, а когда никого не было, ко мне забиралась маленькая Галочка, и мы с ней играли. У меня была высокая температура, распухшая перевязанная шея, и очень воняла ихтиоловая мазь. Однажды вечером Галочка уже спала, я лежала в темноте и смотрела на уличный фонарь и тени на стене. Вдруг звонок, кто-то бежит, отворяет, восклицания, поцелуи, крик Галины: “Марк, смотри, кто приехал”, чей-то незнакомый приятный голос.

А сердце мое сжалось-застучало – это Артур. Долгая беседа в соседней комнате за столом. Я прислушивалась, но плохо слышно, только голос его, как далекая музыка. Потом он уходит, но перед уходом хочет посмотреть на спящую Галочку, они все заходят, наклоняются над кроваткой ее, а я – притворяясь, что сплю, – вижу его такого, каким уже давно представляла: широкие плечи, большая голова, вьющиеся черные, блестящие волосы, прекрасная улыбка, большие добрые, умные карие глаза, высокий. Потом он видит меня, шепотом спрашивает: кто это? Марк: это моя сестра Ася. И где-то на одно мгновение в темноте (свет только с уличного фонаря) наши глаза встретились.

Какие дни наступили в моей жизни! Внутри все ликует, поет, я твердо решаю, что я с помощью Артура найду наконец-то для себя настоящее дело. Я должна отдать свою жизнь за дело революции, за дело, которому посвятил свою жизнь Артур. Ох, как я тяну с выздоровлением, как жду встречи с ним. В отчаянии я, вопреки предупреждениям врача, без конца мажу свою шею сильной мазью, пока там не начинается воспаление, и я с температурой остаюсь у них еще на несколько дней. Наконец Галина говорит: в воскресенье мы все – и Артур – приглашены на обед к тете Анюте (старшей сестре Марка). Я тут же выздоравливаю, уезжаю в свою Марьину Рощу, тщательно стираю свои тряпочки – так называемое белье – и глажу, без конца глажу свое единственное платьице, синее с красным воротничком.

У тети Анюты я сажусь рядом с Артуром, и начинается разговор, разговор взрослого, умудренного опытом человека с маленькой глупенькой девочкой. Сразу ласковый тон, сразу – ты, Асенька, а во мне звенит его голос – музыка, и его добрые-добрые глаза, которые смотрят в мои и что-то спрашивают. Шутливые ухаживания за столом, а я ничего не вижу, никого не слышу. Но мне кажется, что это не любовь к нему, а любовь к его делу. Уезжали мы все вместе, а нам с Артуром оказывается по дороге. Но мы никуда не едем.